Асов А.И. Тайны "Книги Велеса"

"Велесова книга", составленная предположительно жрецами славянского бога Велеса в IX веке, - подлинное произведение, принадлежащее восточнославянской народной традиции...

Святые идеи восточнославянского братства вдохновляли создателей "Велесовой книги".

Драгоценные крупицы духовности, народного мудрования Руси, Украины мы ищем в этом бесценном творении...

Так что же есть "Велесова книга"? Она суть порождение того этнокультурного импульса, который вел славян после падения Трои к сотворению Скифии, она способствовала сотворению русами первого государства Аратты (Ориссы, Арсании и Руси).

И она возродилась из небытия в XX столетии на сломе эпох... И мы должны поднять и понести это знамя!

"Велесова книга", переведенная на русский язык А.Н. Асовым, - это памятник, значимый для культуры и для исторического самосознания славян.

Это древнейший памятник письменности славян, важный источник сведений о языке, культуре, вере предков всех славянских народов.

И мы все, кто относит себя к славянству и именует себя славянином, должны познать тайны "Велесовой книги", дабы мы могли осознать свой "генетический" и религиозный код, свою первоприроду и свое право наследования от предков древней духовности.

"Велесова книга" представляет собой уникальный и бесценный документ славянской письменности, в котором в поэтической форме, от имени Дажьбога, как бога света, смысла и мудрости, говорится о законах мироустройства, о гармонии...

А связь "Велесовой книги" с Дажьбогом, который сам суть бог света и гармонии природы, заставляет нас признать, что сей "свет" неразрывно связан с просвещением, разумом и мудростью.

Интерес к "Влес-книге" - не просто интерес к тому, что когда-то что-то было, а это, по сути, интерес к основам нашего сегодняшнего понимания места в мировой культуре... И это есть основа суждения о будущем нашего великого народа.

Подлинность дощечек "Влесовой книги" несомненна... Это невероятной исторической ценности сокровище. Может быть, самое дорогое по своей уникальности для нас, русских, пришедшее к нам из седых веков...

Такое величие! Такая красота! Древняя стихия во всей ее первобытной свежести и нетронутости!

Чтобы не оборвалась память о родовичах наших и свеча бы наша не угасла...

Мы желаем знать свою историю. Мы желаем припасть к тому таинственному живому роднику, который дает Руси силы жить и превозмогать все.

И имеем право на свою историю, а потому должны писать ее сами: дети о своих отцах и дедах. Только так пишется истинная история.

Только так мы сможем ощутить свои корни, утвердиться в вере своих предков и в вере в то, что Земля Русская не погибнет.

"Книга Велеса", "Боянов гимн" и "Веда славян" должны помочь нам глубже узнать свою историю. О них, о том, как они пришли к нам, и о великих тайнах, сокрытых в них, и пойдет речь в настоящей книге.

Наши предки оставили нам великое наследство, историю, культуру, землю. Сбережем ли мы его, донесем ли ее потомкам?

И нужно понимать, что только сберечь - мало. Россия сама есть великий мир, и она может существовать и идти в будущее, только неся и вынашивая в себе великую идею "извечной правды", справедливости, праведности. А исток этой идеи - в Ведах и Пра-Ведах, в "Книге Велеса", где говорится о том, как пращуры наши вели нас "Стезей Прави".

И в этом оправдание бытия России, и этой идеей она жива, ею она окрыляла и окрыляет своих сынов и дочерей.

И даже ныне, когда уже нет той страны, в которой мы родились, осталось главное для всех нас, русских, украинцев, белоруссов, для всех думающих и говорящих по-русски - это единство мысли, языка, судьбы. Единство стремления жить "по правде", "по-православному".

И оно не ограничено нынешними да и прошлыми пределами нашей страны. Никогда русский не будет считать украинца иностранцем, ибо Киев был, есть и будет "матерью городов русских". Заграница ли "Белая Русь", Белоруссия? А Казахстан, откуда, по "Книге Велеса", вышли русские роды и где ныне русский язык преобладает? Да и древнее родство всех славянских родов живо в нас. Недавние события в Югославии показали, что русский готов подать руку помощи славянину, переживая за него как за брата.

Пусть ныне нас разделяют границы, но я верю - пройдет смутное время. И порукой тому - великая культура и духовная сила России, мощь русского языка, объединяющего народы.

Причина притягательности русской культуры и духовности в ее древних корнях.

Русский язык - чрезвычайно древен, он близкий родственник санскрита, священного языка индийских Вед. Корни русского языках лежат в глуби общечеловеческой культуры. Не потому ли и язык русский так притягателен, что люди чувствуют эту его великую общность.

И беречь русский язык нужно, дабы сохранить его для будущих поколений. Следует уважать и свою историю, не подлаживая и не переписывая ее в угоду тем либо иным преходящим обстоятельствам.

"Книга Велеса" может помочь этому, ибо она - величайший памятник русской исторической мысли, богатейший по языку, наполненный многими величайшими идеями. Она может обогатить и наш язык, а также вернуть славянам и русам понимание исторической миссии.

"Книга Велеса" может и должна помочь нам проникнуть в глубину истоков русского языка. Она внесет свой неоценимый вклад в возрождение национальной культуры, пробуждение исторической памяти в борьбе с искажениями и фальсификацией русской истории.

В XX веке произошло оскудение всех традиционных культур, и не только в России. Люди, соблазненные призраками, выдающими себя за вестников грядущего, отринули прошлое - и оказались в мире, в котором жить становится все трудней. Болезнями - душевными и физическими, преждевременной старостью мы платим за отход от истинного пути ("Стези Прави", как сказали бы наши пращуры), пути созидания, от жизни в согласии с собой и с природой.

И в связи с этим особое значение приобретает спасение славянских рунических памятников, несущих в себе идеи прерусской, праведнической духовности.

"Камень, отброшенный строителями, должен лечь в основание храма". Это относится также и к "Книге Велеса", которую в ведической традиции называли "Камнем Веры", нисшедшим с небес. Она была отброшена "каменщиками", но именно она ляжет в основании грядущего храма.

И есть еще иные части той великой "Славянской Веды", иные рукописи, и их нужно спасать. И тогда они в свою очередь спасут нас.

Спасать нужно и саму "Книгу Велеса", ведь и сейчас экземпляры этой книги единичны. Ни их, ни их копий нет в наших архивах и библиотеках, они не изданы полностью. Да и сами архивы, где хранятся копии "Книги Велеса", находятся за границей. Они не изучены еще в должной мере; до сих пор не найдены и не опубликованы еще, как минимум, четыре фотографии дощечек "Книги Велеса" и ряд текстов дощечек, известных в 50-х годах. Для этого нужны средства, а следовательно, понимание и решение людей, имеющих власть, иначе эти архивы могут погибнуть.

Нужно издавать и толкования, изложения "Книги Велеса" представлять ее на телевидении, в театре и кино. И тогда она войдет в современную культуру, начнет пробуждать сознание, станет учить "Стезе Прави" и спасет нас.

Но для этого прежде всего нужно разбить ту незримую стену, которая стоит на пути "Книги Велеса" и лежит в нашем сознании. Часто и сама "Книга Велеса" устанавливает стену, дабы не допустить к мудрости своей людей случайных и падших. Она говорит: "Идущий ко злу, со злом до конца пребудет", и "он не будет иметь с нами счастья", и "будет ходить как слепой". Духовную слепоту насылает она и на людей, распространяющих ложные теории о русской культуре, истории, и именно по этой причине они не могут принять "Книгу Велеса".

И потому нужно вести открытую и честную борьбу с наследием в нашей исторической и филологической науке различных ложных теорий, суть коих сводилась к доказательству бедности и несамостоятельности русской культуры. Да, русские никогда не стыдились учиться у иноземцев и заимствовать то, что служило на благо России. Но и сами были "учителями".

Суть не в том, чтобы отгородиться от инокультурных влияний, а в том, чтобы противостоять национальному унижению и искать истоки национальной культуры не вовне, а в глуби самой народной жизни, чтобы бороться с фальсификацией нашей великой истории, разоблачать миф о дикости Древней Руси.

Помочь сей борьбе и призвана "Книга Велеса", открывающая людям с открытыми сердцами величественную картину жизни славян в первоначальный период нашей истории.

И это наш долг перед предками: чтить их память, славить великие деяния. Благодаря им жива Россия. Они живут в нас, и они часть нас. И они могут помочь нам. Они укрепят наш дух, укажут истинный путь, если мы обратимся к ним. И если мы сохраним о них добрую память, передадим ее своим детям, тогда и они примут нас как своих детей, когда мы окончим наш краткий путь на сей земле. И это наш долг, и в этом наша "Стезя Прави", и без сего нет нам счастья на земле нашей.

Перед нами стоит задача открыть путь в отечественную культуру для "Книги Велеса", спасти многое из русского ведического наследия и тем открыть эпоху Русского Возрождения. И я уверен - свет этой эпохи озарит не только Россию, но и все человечество.

Ну что вы! В русской литературе XIX века и делать нечего. Кто написал - известно, что написал - известно, и текст есть. То ли дело у нас, в древнерусской литературе! Кто написал - неизвестно, что написал - неизвестно, и текста нет!

Начинать изучать любой древний письменный памятник следует с первичного ознакомления с ним. То есть с определения (вначале предположительного) времени и места его создания и выяснения имени автора текста, если он и не назвал себя. То есть мы должны знать: что за памятник перед нами, к какому времени и месту его можно отнести. И это вполне возможно, если необходимые сведения даны в самих текстах и если их можно прочитать. Решить эти проблемы следует еще до детального изучения самой рукописи, до полного перевода ее текстов, разрешения вопроса о ее подлинности.

Затем можно приступить и к прояснению происхождения памятника. И тогда мы сможем ответить на вопросы: как мог сохраниться тот или иной памятник? Каков его путь в веках.

И наконец, перейти к ознакомлению с историей нахождения и опубликования памятника. Мы узнаем, какие первые отзывы он получил в научном мире. Со времени находки "Книги Велеса" работ на эту тему вышло великое множество. Только переводов "Книги Велеса" на разных языках вышло более двух десятков и бесчисленное множество исследований крупнейших славистов мира.

И я полагаю, пришло время достижения различных "велесоведческих" школ изложить в книге популярной, доступной широкому читателю. Начнем наш рассказ с легендарного творца дощечек "Книги Велеса".

Итак, IX век. Келья волхва, чадят факелы или горит лампада. Седовласый волхв сидит за работой. Перед ним на стол ложатся навощенные дощечки. Только что оструганные, выровненные... И вот он наносит на них первые буквы, рисует символы, также быков, лисиц и грифонов... Волхв медленно, месяц за месяцем, год за годом выводит острым шилом буквы... "Влес-книгу сию потщемо Богу нашему..."

Кто он? Кто творец "Книги Велеса"? Какое имя носил? Какую жизнь прожил? Где он писал свою летопись, летопись души русского рода?

По сей день идут споры о том, был ли один создатель "Книги Велеса" или много: и они переписывали и дописывали тексты дощечек из века в век...

Все так, была и традиция, жреческая, восходящая к самому Бояну, Бусу и Златогору из рода Белояров. Были и послушники, проходившие обучение в храмах, в знаменитых на весь славянский мир центрах ведического знания, - таких как Руян на Балтике, Сурож и остров Буян (Тамань) на Черном море, святилища Киева Древнего и Новгорода Великого. В сих центрах переписывались древнейшие летописи, сказания. И многие волхвы читали проповеди на праздниках поминовения предков.

Среди волхвов был, я уверен, тот, кто продолжил дело предков и завершил традицию Бояновых и Златогоровых песен. И этот создатель, его единая сильная личность как бы "витает" над образами "Книги Велеса", она чувствуется в каждой строке, в тексте каждой дощечки.

Этот волхв являлся личностью необычайной, обладал воистину божественной мощью слова, широчайшим кругозором и знанием древней истории; был посвящен в величайшие глубины и таинства славяноведической традиции. Такая личность приходит раз в эпоху и оставляет след в вечности. Так каково же имя преодолевшего бездну времени творца "Книги Велеса"? Дошло ли оно до нас?

Дошло. Оно нам известно давно, уже двести лет! Оно указано уже в каталоге известного археографа Александра Ивановича Сулакадзева, того самого, у коего хранились дощечки "Книги Велеса" в начале XIX века. В сокращенном виде оно указано и в самих "дощечках" (а именно в надстрочной записи дощечки № 12, о чем подробнее будет рассказано ниже).

И имя это Ягила Ган. В каталоге А.И. Сулакадзева даже указано, что жил он в IX веке недалеко от Новгорода, "в Ладоге".

Имя волхва Ягила вполне обычное, западнославянское. Звучит оно и как "Ягайло", "Ягайла", "Ягелло" (могло оно звучать и в древности так или близко к тому, но при передаче "велесовицей" превратилось в "Ягилу"). Польская королевская династия XIV-XVI веков. Ягеллонов, основателя коей звали Владислав Ягайло (Ягелло), так его родовое имя передают средствами современной русской азбуки, а по-польски его записывают как Jagiello. Очевидно, что "велесовицей" сие имя могло (и должно) было записываться так: «ягила» - «ягјела» (что совпадает с польской транскрипцией), а А.И. Сулакадзев неизбежно должен был его передать как Ягила.

Фамилия или родовое имя Ган имеет опять-таки западнославянское звучание: у чехов есть имя Ганка (его носил известный чешский ученый, работавший с "Краледворской рукописью"). Есть и немецкая фамилия Ганн, имеющая славяно-венедские корни, ибо в славянских языках ган (а также бан, пан, наконец, хан) означает царь или князь. Есть и созвучное слово ком, означающее жрец, что вполне подходит для волхва, принадлежащего к жреческому роду.

В связи с этим мы можем предположить, что ладожский или, что более вероятно, новгородский волхв Ягайло Ган был из рода западнославянских (то есть венедо-ободритских) волхвов. Этим-то и объясняются очевидные в его речи так называемые "польские" черты, на кои потом указывали многие филологи. Да и в толковании Триглава2, где он на место старого "словенского" Велеса ставит "венедского" (западнославянского) Святовита, вполне объяснимо западным происхождением волхва Ягайло.

Таким образом, имя его дает нам право говорить о "венедских" корнях его рода, а также о том, откуда сей род пришел во словенские земли.

Перенесемся в то время, когда род Ягайло покидал прежнюю родину. Мы можем указать дату, когда это произошло, - 790 год н.э.

Тогда франкский король Карл Великий (император из династии Каролингов) взял приступом цитадель ободритов, одну из величайших и богатейших европейских столиц Старгород.

Святыни ободритов были разрушены, жители частью истреблены, а частью бежали. Старгород вошел во Франкскую империю, потом был онемечен и переименован в Ольденбург (ныне этот город находится в Земле Шлезвиг-Гольштейн в Западной Германии, близ Бремена).

И тогда некоторые роды ободритов, в том числе и род волхва Ягайло, переселились на берега Ильменя в финские земли, которые к тому времени около столетия осваивались также словенами (те пришли с Карпат после войн с Византией).

Причем уходили тогда от войны ближайшие предки Ягайло. Это мог быть его отец либо дед. Да и он сам в младенчестве вполне мог бы оказаться одним из переселенцев. Правда, для сего ему понадобилось бы потом прожить около восьмидесяти - ста лет, чтобы стать свидетелем всех событий, которые он потом описал. Но почему бы и нет? Очевидно, что Ягайло жил в согласии с ведической "Стезей Прави", а этот образ жизни предполагает долголетие. Кончил свои дни он в конце 70-х годов IX века. К тому же он и сам от первого лица говорит в "дощечках": "Мы пришли от Старого града к озеру Ильмень и основали Новгород.

И отныне мы здесь пребываем. И тут Сварога - Первого Пращура молим, ибо Он также Род-Рожанич и крынь - источник небесный".

Однако очевидно также, что война франков с ободритами мало занимала Ягайлу. Для него это давняя история, к тому же история, полная поражений: "Венды на западе перед врагами землю пашут и шаткую веру имеют" (Троян III, 3:4), и из-за этой шаткой веры, по утверждению Ягайло, их и побеждают...

Исходя из этого утверждения, мы можем сделать вывод, что вряд ли Ягайло связывали религиозные узы с венедским храмовым центром - Арконой, мимо коего он должен был проехать по пути из Старгорода в Русь Новгородскую. Но, видимо, он проходил обучение в другом центре, в Полагене, у жемайтов и земеголы, там же, где ранее проходил обучение и сам Боян. Легенды этого времени упоминаются в "Книге Велеса".

Например, Ягайло упоминает жмудские (литовские) легенды о Дитрихе, жившем во времена Аттилы: "И это жмудь рассказала нам о готах, имевших Детереха, будто они пришли к северу и там у жмуди повернули на юг" (Лют II, 7:11). Эти эпические легенды эпохи Аттилы он вполне мог слышать во время обучения у жмуди в храмах Полагена.

Есть и еще одна традиционная датировка его жизни: 791 год н. э. Она условна, ибо исходит из календарно-астрологических расчетов. И тем не менее, согласно сей традиции, по которой определили, кстати, и Рождество Христа, раз в 532 года (когда совпадают важные лунно-солнечные циклы и картины неба повторяются) в мир приходит один из великих Учителей Мира. И таковым Учителем мы вправе признать творца "Книги Белеса", пришедшего через пять столетий после Буса Белояра. А значит, согласно сей традиции, он (второй после Буса) в посвящении должен был получить имя следующего после Белояра священного месяца: Ладень. А первое его имя Ягелло и ныне толкуют как славянский вариант имени Анджелло, то есть Ангел. Получается: Ангел Ладень.

Не это ли имя было указано на разрушенной части дощечек, и А.И. Сулакадзев истолковал его как имя города Ладога?

К тому же упоминаний города Ладоги в "дощечках" нет. Есть лишь описание главной мистерии месяца Ладеня, а именно: передачи богиней Ладою "священной сурицы", то есть "солнечного меда поэзии", "ведической мудрости" богу Квасуре и прародителю Богумиру, а от них - пращурам русов.

Итак, родился Ягайло, как мы предполагаем, в 90-х годах VII века. И родился он в семье жрецов, переселившихся из ободритского Старгорода к озеру Ильмень, где и был основан Новгород.

Спустя двадцать лет мы застаем Ягайло рядом с новгородским князем Бравлином II. "Дощечки" сохранили наставление Ягайло князю и новгородскому вече. Ягайло вспоминал о прошлых битвах, о войнах с готами и греками, призывал сплотиться с союзниками - кельтами, ильмерами (финнами) и жмудью (Литвой) - для общего похода против причерноморской Грецколани и Готии. И при этом он напомнил князю Бравлину II о славных походах его деда Бравлина I и призвал повторить его деяния.

Вначале объединенные рати славян, ильмеров и жмуди пошли от Ильменя к Днепру и остановились зимой 810 года в Киеве.

И тут произошло событие, позволившее нам датировать текст дощечки III 28 (Лют II, 7: 18-19) с предельной астрономической точностью. Это затмение, произошедшее 30 ноября 810 года. "Тогда Солнце застлала тьма, и это Перун обрушился на воинов вражьих и разметал их, как овец". Тогда же было второе знамение: "...у Непры-реки лоза зацвела зимой".

И сии знамения Ягайло истолковал как гнев богов, которые "осмеливались забирать и связывать нас в связки и влачить жен и детей наших на торжища, где они продавали нас". А цветущая зимой лоза, по толкованию Ягайло, говорила о грядущей победе славян над готами и греками.

Ягайло говорил тогда перед новгородскими ратями:

"И вот Купала указал нам на то знамение - знак победы над врагами!"

И как тут не вспомнить, что спустя триста лет такое же затмение произошло перед печально знаменитым походом Игоря Святославича. "Тогда Игорь воззрел на светлое Солнце и видит: от него тьмою его воины прикрыты..." И далее мы можем прочесть загадочные слова, произнесенные князем Игорем сразу после затмения: "Лучше ж нам разбиту быть, нежели полонену быть! А сядем, братья, на наших борзых коней да позрим синего Дону!"

Эти слова долго казались не имеющими смысла: будто бы Игорь затмение принял за неотвратимую угрозу пленения, как будто войска Игоря были окружены врагами и у них оставался только выбор между смертью и пленом. А ведь в тот момент, перед началом похода, им никто не угрожал.

Но современники Игоря помнили о затмении времен Бравлина. И о том, что Ягайло связал затмение с гневом богов на ворогов, продающих пленных русичей на торжищах, как раз и напомнил Игорь. Уточнять не имело смысла, это толкование затмения было всем известно. Все знали тексты "Книги Велеса", читаемые на праздниках поминовения предков.

И Игорь, идя в поход против половцев, шел по пути, проложенному князем Бравлином. Не случайно же автор "Слова о полку Игореве" в соседних строках поминал походы русичей в землю Трояню, славные битвы времен антов и т. д.

Так "Книга Велеса" в очередной раз уточнила смысл другого великого древнерусского памятника.

Итак, Ягайло принимал участие во всех славных походах князя Бравлина. И первым победоносным походом был поход 811 года на греко-римские колонии Черноморья.

К нему готовилась тогда великая армия. Из Новгорода пришли словене и венды, а также ильмеры. По пути к ратям Бравлина присоединилась ясмудь. А в Киеве собрались также воины местных родов: поляне, древляне, северяне и т. д.

К тому же Бравлин ждал всю зиму 810-811 годов подкрепления от западных родичей, от вендов. После затмения Бравлин сказал, "чтобы мы шли на врагов. И это нам знамение предвещает, что мы должны воевать, так как мы есть венды. И венды же сидят на земле, где Солнце-Сурья спит в ночи на своем золотом ложе (то есть на западе, на прежней родине). И там их земля есть. Об этом Сварог отцам нашим говорил. И они также братья нам из того края. И говорили они, будто притекут к нам в зимнее время и поддержат нас" (Лют II, 7).

То есть Бравлин и Ягайло надеялись на поддержку родичей, с коими тогда (всего тридцать лет спустя после исхода из Старгорода) сохранялись родственные связи. И помощь пришла: "Итак сила Божеская явилась нам, дабы поддержать нас до конца. И так эти венды до Дона дошли, ибо мы о помощи молили".

К тому же это оказалось очень удобное время для похода, ибо тогда Византия была вовлечена в войну с болгарским царем Крумом, в коей вскоре (в том же 811 году) пал сам император Никифор и Крум сделал из его черепа позолоченный кубок. Можно даже предположить, что Бравлин II и болгарский хан Крум действовали против Византии согласованно, потому ее колонии в Крыму остались без защиты метрополии.

В поход на Сурож воинов воодушевлял волхв Ягайло. Он рассказывал о битвах прошлых столетий с греками и готами в землях Сурожской Руси и о том, как греки приходили и захватывали Сурож, а русичам не раз приходилось его отвоевывать. Это свершал и Бус Белояр, и Белояр Криворог, и последний раз восстановил древнее богопочитание и вечевую власть дед Бравлина II, князь Бравлин I.

Сурожская крепость, IV-XIV вв. н.э. Планировка двух колец стен I тыс. до н.э.

Но вот снова греки стали русичей притеснять, и потому там "наши боги повержены во прах...", ибо в Суроже началась насильственная христианизация. И это значит, что нужно отплатить грекам и готам за поверженные святыни.

Поход Бравлина на Сурож и города Причерноморья был сокрушающим. В Житии Стефана Сурожского о сем сказано так: "И пленил (Бравлин) все от Корсуня до Керчи, а затем со многою силою пришел к Сурожу. В течение десяти дней бились между собой (горожане и рать Бравлина), и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, подошел к церкви, к Святой Софии..."

Причем очевидно, что битвы шли и на море, ибо потом воины Бравлина совершили разрушительный морской набег и на Южный берег Черного моря, на малоазийскую Амастриду (согласно Житию Иоанна Амастридского).

Так Бравлин собрал воедино чуть не все славянские земли. И волхв Ягайло Ган тогда стал идейным вдохновителем создания империи Бравлина, раскинувшейся от Балтики до Понта (Черного моря).

В те же времена, когда Ягайло вместе с воинами Бравлина воевал в южных краях, к нему попали летописи Руси Сурожской и Тмутараканской, где хранились также манускрипты Древней Русколани.

Именно тогда в проповеди Ягайлы, читаемые во время праздника Радогоща, стали включаться предания о временах Буса Белояра и более древних.

Тогда же, очевидно, он более тесно ознакомился и с традицией христианской в храмах Сурожа, Херсонеса, Феодосии, имевших к тому времени восьмивековую историю.

И тут следует заметить, что так называемые язычники выступали против поругания своих святынь, но не рушили чужих. И думаю, именно потому в "дощечках" появляются и несколько выражений, созвучных христианской литургии, а также оригинальная, исходящая из славянской традиции трактовка некоторых событий, известных также по библейской истории.

И именно в то время Ягайло обратился с призывом к единению всех славянских и союзных славянам родов в мощный союз.

После правления Бравлина малосвязанная политически "империя" стала распадаться. В Новгороде власть перешла к князю Буривому. А в Киеве стал править, опираясь на варяжскую дружину, князь Рус (коего арабский историк Ибн Руста называл Хакан Рус), и он потом правил до 40-х годов IX века.

Все эти тридцать лет Ягайло, судя по всему, был далек от княжеских хором. Не обращается он ни к Русу, ни к Буривому, даже их имен нет в "Книге Велеса".

И есть основание полагать, что он остался служить в храмах Сурожа, единственных, описанных со всей подробностью. Ягайло рассказывает и о религиозной реформе, о включении в литургию ряда молитвенных формул античного пророка Аполлония Тианского и даже появления в храме рядом со Сварогом и Матерью Славой статуи Дыя Патера (Перунца), в коей нетрудно узнать Юпитера. Так, включая в славянскую ведическую службу элементы античного богослужения, Ягайло стремился укрепить древнюю веру среди греко-римской части населения Сурожа.

А на проповедях в дни Радогоща Ягайло поминает о более чем тысячелетней истории освоения славянами Причерноморья, о борьбе с греками, готами, хазарами.

К тому времени осложняется обстановка в причерноморских степях. Хазары в 833 году с помощью византийских инженеров построили на Дону крепость Саркел. А затем подчиненные хазарам мадьяры стали совершать набеги на славянские земли. Князь Рус правил по крайней мере до 839 года, отражая набеги хазар и мадьяр, и в тот год он послал послов для переговоров с империей о прекращении помощи хазарам.

Однако вскоре мадьярский воевода Олом взял приступом Киев и наложил на киевлян дань. А окончательно правление династии Кия в Киеве прервалось после того, как град взял приступом Дир, или, как его называет Ягайло, Дирос Эллинский: "...Он пришел к нам и побил нас из-за нашего разделения и усобиц". Византийская интрига завершилась успешно.

А в новгородской Руси в эти же годы погиб на реке Кумене (в нынешней Вятской области) князь Буривой, и новгородцы избрали посадником его сына Гостомысла.

Гостомысл тогда же стал поддерживать борьбу своих родичей вендов-ободритов против натиска немецких рыцарей. Он возглавил поход на Людовика Немецкого в полабских землях. Дочь его Умила, будучи при нем в том походе, вышла замуж за князя бодричей Годлава, и вскоре у них родился сын Рюрик.

В 844 году Гостомысл, а также его сыновья погибли в битве с Людовиком Немецким, потому в Новгороде стали править посадники, уже не принадлежавшие роду Гостомысла.

Сурожскую Русь, где тогда жил Ягайло, эти события трогали мало. И говорил Ягайло только о постоянно возраставшей хазарской угрозе, рассказывал о том, как в прошлые столетия русичи отбрасывали хазар за Дон, когда их вели в бой князья Скотень и Храбр, воевода Гордыня. Сдержанно отзывается он и о Дире, ибо, несмотря на то что тот пришел к власти при поддержке Византии, Дир не стал разрушать традиционный уклад жизни киевлян и не преследовал за веру.

В 860 году корабли Дира совершили удачное нападение на Константинополь в отместку за преследования и обращение в рабство русских купцов. Согласно венецианской хронике, "русы возвратились из похода с триумфом". И тогда же, обеспокоенные усилением славян, византийский двор и патриарх Фотий послали к славянам и хазарам двух миссионеров Кирилла и Мефодия.

Они три года проповедовали в славянских и хазарских землях. В Херсонесе Кирилл изучал даже славянскую письменность у некоего русина. Вспомнил о сей миссии и волхв Ягайло, он говорил о Кирилле, "который хотел учить детей наших и должен был прятаться в домах наших, чтобы мы не знали, что он учит наши письмена и то, как приносить жертвы богам нашим...". Ягайло упоминал и о реформе письменности, предпринятой Кириллом, который на самом деле пытался ввести не ту кириллицу, которую мы теперь знаем, а глаголицу. И была эта реформа предпринята для того, чтобы "мы утратили свою письменность", и таким образом была бы отсечена вся древняя литература, народ лишился бы исторической памяти.

После миссионерской деятельности "солунских братьев" в 864 году Византия предприняла поход в славянские земли, воспользовавшись чудовищной засухой и голодом. Византийцы захватили Болгарию, и патриарх Фотий болгар и самого князя Бориса крестил по византийскому обряду.

Потом, по свидетельству Ягайлы, "Русь была растоптана греками-ромеями, которые шли по морским берегам до Сурожи" (Лют III, 6).

Итак, в 864 году, на 73-м году жизни (как мы полагаем), Ягайло был вынужден покинуть захваченный византийцами Сурож, где он к тому времени прожил уже полвека. С семьей он возвратился на родину, в Новгород Великий.

Когда Ягайло около 865 года появился в Новгороде, там шла борьба за власть между разными купеческими кланами.

После гибели Гостомысла в 844 году, который не оставил наследника, власть в Новгороде ослабла. Он потерпел ряд поражений от варягов, выплачивал им дань.

Когда Ягайло с семьей, а также с другими беженцами из Сурожа возвратился на родину, как раз и шла такая война: "Мы узрели руку, угрожающую нам, и видели Сурового О дина, который хотел крови. И мы ее прольем на Землю свою Русскую" (Троян IV, 1:9).

В одном из последующих в эти годы сражений погиб сын Ягайлы, о чем Ягайло с горечью упомянул в тексте той же дощечки: "В русских городах камни вопиют нам, и мы решились идти и сражаться до смерти за Землю Русскую... Почтите сына моего, который погиб за нее..." (Троян IV, 1:11).

В 870 году на вече новгородцы порешили призвать на княжение Рюрика, внука Гостомысла, дабы тот прекратил внутриклановые распри. Рюрик пришел вместе с варягами Одда (впоследствии на Руси его прозвали Олегом Вещим). Он был женат на Эфанде, дочери норвежского конунга. С Рюриком пришли его братья Синеус и Трувор, а часть его дружин возглавлял воевода Аскольд.

И сие вокняжение стало тяжким бременем для новгородцев, потому сразу же стало зреть недовольство новым князем.

Когда Аскольд ушел из Новгорода в Киев, а потом двинулся на болгар, в Новгороде началось восстание против власти Рюрика. Согласно летописям, сие восстание новгородцев во главе с Вадимом произошло в 872 году. В "Книге Велеса" сохранился призыв волхва Ягайло к новгородскому вече и Вадиму Храброму: "Отвадьте Рюрика от земель наших, гоните его назад - туда, откуда пришел!"

Восстание было жестоко подавлено, но только к 874 году, когда Рюрик получил помощь от своих союзников. И поэтому Ягайле вновь пришлось бежать вместе с другими новгородцами. "Того же лета (874) избежаша от Рюрика в Киев много новгородских мужей", - сообщает нам Никоновская летопись.

На этот раз Ягайле исполнилось уже не менее 83 лет. И это был его последний переезд.

Ко времени его прибытия в Киев там произошли следующие события: Аскольд после неудачного похода на Константинополь провел переговоры с императором Византии Василием Македонянином. И тот его убедил, что причина военных неудач Аскольда в том, что от него отвернулись все старые боги, и потому он должен принять крещение. Аскольд крестился, и его нарекли Николаем.

Рюрик с младенцем Игорем. Миниатюра Радзивилловской летописи

По возвращении в Киев в 875 году Аскольд убил своего повелителя, князя Дира, и стал разрушать ведические храмы как цитадели язычников.

Ягайло называет Аскольда "темным воином", коего греки убедили в том, что славяне - варвары, и призывает свергнуть власть варягов. Но начинается так называемое "Аскольдово крещение" киевлян, во многом подобное тому, что потом повторил Владимир. Тогда святилища славян в Киеве разрушили, праздники поминовения предков запретили. Потому Ягайло записал (и это были его последние слова): "Наши праотцы идут по высохшей земле... И так мы не имеем края того и земли нашей. И крещена Русь сегодня".

Последующих событий: смерти Рюрика (879), а также приход в Киев Олега Вещего и вокняжении Игоря Рюриковича тексты "Книги Велеса" уже не знают. Ягайло умер во время преследований приверженцев старой веры Аскольдом после 876 года. Отдадим же должное волхву Ягайле Гане, трудами коего был сохранен величественный мир славяно-ведической веры, сама древнейшая история славян. И пусть его имя стоит рядом с именами великих древних песнопевцев Бояна Вещего, творца "Боянова гимна", а также волхва Златогора, творца "Белой книги тризн Буса Белояра". Ягайло продолжил традицию, идущую от тех первых хранителей веры, а затем традицию продолжил и сам создатель "Слова о полку Игореве".

КАК было найдено имя автора "Книги Велеса"

И так, судя по самой "Книге Велеса", она создавалась в VIII - IX веках н. э. в Новгородской Руси при князе Бравлине II (790-е годы), а затем при варягах Рюрике и Аскольде (870-е годы). Очевидно также, что ряд текстов, использованных автором IX века, восходит к рукописям более ранних времен. Он обильно цитирует и пересказывает легенды о прародителях и прародинах славян, о первых царствах, опираясь на книги русколан. А описания событий, начиная с IV века, приобретают вид документальных хроник, восходящих к письменной, храмовой традиции. И причем явно южнорусской (видимо, сурожской) по происхождению.

Но тем не менее кажется достоверным, что события древней истории были пересказаны в основном в IX веке, и, вероятнее всего, именно новгородским волхвом, ибо южнорусская история пересказана "со стороны", то есть по древним книгам или "преданиям отцов".

Итак, судя по текстам самих дощечек, волхв, создавший "Книгу Велеса", опирался на традицию празднеств Радогоща, во время коих поминали пращуров и павших воинов.

Как уже было сказано, имя автора дощечек впервые указал в своем каталоге известный археограф начала XIX века Александр Иванович Сулакадзев, который имел дощечки "Книги Велеса". В сем каталоге, в разделе "Книги непризнаваемыя, коих ни читать, ни держать в домах не дозволено" упоминается: "Патриарси. Вся вырезана на буковых досках числом 45. Ягила Гана Смерда в Ладоге IX века, о переселениях варяжских, жрецах и письменах, в Моравию увезено".

Разумеется, нельзя сразу принимать на веру сие имя (Ягила Ган) и указание на город (Ладога), так как сразу возникает сомнение: не мог ли, к примеру, упоминаемый Ягила оказаться копировщиком или последним владельцем книги. И хоть из самой записи это не следует явно, но, судя по соседним пунктам того же каталога, А.И. Сулакадзев указывал именно автора рукописи, ибо имя владельца он всегда оговаривал особо.

Итак, А.И. Сулакадзев полагал, что имя создателя дощечек, волхва IX века, - Ягила Ган. И очевидно, что сие имя он вычитал в самих дощечках.

И тут же возникает другое сомнение: а правильно ли он его прочитал? В самом деле, если в какой-либо дощечке были указаны имя и прозвище, а также город, то это, безусловно, было бы записано "сплошняком", как и весь текст "Книги Белеса". Например, так: ягјлагансмердвъладоге.

Однако подобную строку можно разбить на слова и прочитать различно. Например: "Ягила Ган умер он в Ладоге", а если учитывать неясность чтения в каталоге буквы "Л" (некоторые ее читают как "П") и по-другому разбить слова «яг паган...», то получим: "Яг поганый смерд (то есть "язычник") из Ладоги".

Можно предложить и другие "формально возможные" прочтения. Все их нужно иметь в виду, но выбирать наиболее вероятное и осмысленное следует все же исходя из контекста.

Остановился же я на варианте наиболее осмысленном, исходя из традиции: "Ягила Ган, именованный Ладень". Правда, для этого нужно признать, что ряд букв в оригинале был иным. Но ведь мы и не знаем точно, как выглядела надпись. Может быть, она имела вид: ягјлаганъјменовъладоне. А потом А.И. Сулакадзев прочел и истолковал эту строчку по-своему.

Однако указание каталога Сулакадзева не единственное, сообщившее нам имя автора. Оказывается, его можно найти и в самих дощечках.

Да, оказывается, след сего имени остался и в дошедшей до нас единственной копии сих дощечек, по счастью, снятой Ю.П. Миролюбовым в 20-х годах XX века, а потом опубликованной ученым-ассирологом А.А. Куренковым в журнале "Жар-птица", издававшемся в 50-х годах в Сан-Франциско, США.

Подробно история нахождения и опубликования текстов дощечек будет изложена в следующих главах. Здесь же мы только обратим внимание на надстрочную надпись на дощечке, пронумерованной копировщиками № 12. И, кстати, это единственная надстрочная запись во всей книге.

Первые исследователи дощечек так и не поняли, что значит эта запись. В комментарии к первой публикации текста этой дощечки А. А Куренков писал: "Дощечка № 12 интересна тем, что в самом начале, над строчкой, имеется странное слою или записанный буквами "IA" и "Г" знак. Что этот знак или слово "яг" означает, мы не знаем. Вполне возможно, что это есть слово "яг", вошедшее в наш древний язык от кимров или скифо-сарматов... например: яглаяй (заманивающий стонами)..."

Тут следует заметить, что АА. Куренков, впервые опубликовавший дощечки, имел довольно странные понятия о "научном методе" публикации текстов. Он часто сокращал непонятные ему слова, даже значительные фрагменты текстов. Не исключено, что он не полностью привел сию надстрочную надпись.

Фотокопии дощечек "Книги Белеса" № 16 в компьютерной реставрации А. Асова. Недостающие четыре копии дощечек можно найти в Сан-Франциско в Музее русского искусства

Но, к сожалению, в настоящее время мы, несмотря на все предпринимаемые нами усилия, не имеем первой копии этой дощечки самого Ю.П. Миролюбова (она находится в Сан-Франциско и еще не получена нами).

О происхождении текстов дощечек стали задумываться уже первые его исследователи и публикаторы. Высказывалось мнение, что впервые после А.И. Сулакадзева сей памятник попытались оценить еще в 1923 году в Белградском университете, и будто бы уже тогда дощечки были отнесены к известной в XIX веке коллекции А.И. Сулакадзева. Но эти сведения пока не подтверждены строго документально.

По-видимому, впервые в XX веке датировать сей памятник попытался первый его копировщик Ю.П. Миролюбов, не знавший о том, что памятник изучался и до него. И вначале, исходя из дат описываемых в дощечках событий, он отнес время создания памятника приблизительно к V веку.

Так, в письме, отправленном в 1948 году из Бельгии в Русский музей в Сан-Франциско, он сообщал, что в Брюсселе у художника А. Изенбека до войны "были "дощьки" Новгородско-Киевской Руси, чуть ли не V века". Потом он уточнил, что, вероятно, дощечки писались в VI-IX веках.

Тогда же он оспаривал мнение П.Е. Ковалевского (профессора Сорбонны, доктора историко-филологических наук Парижского университета), высказавшего свои соображения о возможности относительно позднего происхождения дощечек. Он посчитал возможным, что подлинные дощечки были созданы или переписаны "премудрыми дьяками" в XVI либо в XVII веке.

Мнение профессора П.Е. Ковалевского было вполне закономерно для осторожного в суждениях представителя старой школы в академической науке. На вероятность сего предположения в России потом указывал и академик Ю.К. Бегунов.

Дело в том, что знаток славянских древностей сразу отмечает родство текстов и легенд из "Книги Белеса" с некоторыми рукописями того периода (XVI-XVII вв.), например, с изложением славянских легенд в "Мазуринском летописце", в Иоакимовской летописи, либо в "Хронике Дорофея" и т. п. Но одно дело излагать старые легенды, оставаясь в рамках христианской ортодоксии, видеть в них только некое "занимательное баснословие" и при сем критиковать "заблуждения язычества", и совсем другое дело создавать либо даже просто копировать "языческие" проповеди.

Родство есть, и оно обусловлено тем, что дьяки опирались на живую в их время традицию и на неведомые нам древние книги. Однако, по нашему мнению, "Книга Велеса" не опирается, а представляет саму эту традицию, следовательно, она первична.

И потому Юрий Петрович Миролюбов совершенно справедливо заметил: "Мы не думаем, чтобы дьяки рискнули переписывать нечто подобное, а не пошли бы в Тайный приказ, чтобы донести на заказчика. "Дощьки", следовательно, написаны раньше, нежели христианство усилилось до такой степени, что переписывание еретических рукописей было равносильно смерти для переписчика. "Дощьки" были написаны явно в языческий или, по крайней мере, ближайший к язычеству период" (из письма к историку и филологу Александру Александровичу Куренкову от 3 октября 1957 года).

Осторожное отношение к датировке рукописи IX веком было вызвано также тем, что славянских документов того времени сохранилось крайне мало, да и к тому же предполагалось, что дерево за это время должно было разрушиться.

Но это мнение основано на заблуждении. Дерево (тем более специально обработанное) может храниться и более долгий срок, достаточно вспомнить о находимых в земле берестяных грамотах.

К тому же на последних раскопках (2000 года) были найдены, и причем впервые, именно доски, к тому же X века, но с христианскими текстами.

Но, впрочем, здесь следует сделать одно уточнение. "Дьяки" вряд ли могли переписывать дощечки. Но, скажем, еще в начале XVII века на Руси (особенно на Волге, в Приуралье) сохранялись крупные "языческие" области, и потому там могли и переписывать "дощьки".

Каталог А.И. Сулакадзева, кстати, и указывает подобную либо позднюю компиляцию (уже не на дощечках) в качестве одного из вариантов текста, близкого к "Книге Велеса" ("О переселениях старожилых людей и первой вере"), и приписывает ее жителю села Чердыни в Пермской губернии Олеху Вишерцу (река Вишера протекает через село Чердыня). Это селение являлось во времена А.И. Сулакадзева вотчиной Строгановых, промышленников, меценатов, и через коих (а именно через А.С. Строганова, покровителя А.И. Сулакадзева) и была получена сия рукопись.

А.И. Сулакадзев и эту рукопись датирует IX веком (то есть сам Олех был лишь хранителем ее в более поздние времена, в XIX веке?), но мы знаем, что округа сего села, и вообще та область, была одним из крупных центров славянского "язычества" в Приуралье еще в XVII веке.

Таким образом, мнение, высказанное П.Е. Ковалевским, а потом и Ю.К. Бегуновым, о возможных поздних копиях вполне правомерно. Как для Поволжья и Приуралья в России, так и для Полесья, Прикарпатья (гуцульских земель) на Украине. И без экспертизы самих дощечек нам остается только верить описаниям Ю.П. Миролюбова (и каталогам А.И. Сулакадзева), относящего сами дощечки в IX веку. Для строгой науки такой "веры" недостаточно.

Однако сам вопрос о утраченном "носителе" текстов вторичен. Мы можем принять (чтобы не вызвать излишней полемики) и, скажем, XVII век. К тому же и большинство античных текстов дошло до нас в средневековых копиях. Обычная ситуация! Дело в том, восходят ли сами сии тексты дощечек к традиции IX века. Судя по текстам, по их языку, по изложению, они создавались не позднее IX века. В последующие годы, конечно, могли делаться с дощечек списки. Но только так. А никак не создавать новый текст, пусть даже на основании преданий.

И в этом мы не просто уверены, тому есть достаточно убедительные доказательства (языковые, источниковедческие, исторические и т. д.). Ныне мы можем определенно сказать, что никаких позднейших "слоев" ни в языке, ни в идеях и сведениях, которые можно было бы относить к более поздним временам, в самом памятнике нет, а те, что указывались, не подтвердились. Единственный поздний "слой", который удалось выделить, это незначительный слой XX века (описки, ошибки копирования), который выявился при публикации текстов Ю.П. Миролюбовым и А. Куренковым. И только.

Сам же памятник создан именно в IX веке, и наиболее вероятно волхвом Ягайло Ганом.

Первые суждения о происхождении дощечек в советской печати

Впервые в советской научной печати на имя возможного древнего автора дощечек указала палеограф и языковед Лидия Петровна Жуковская (в то время кандидат филологических наук) в своей статье 1960 года. Она тогда написала буквально следующее:

"(...) Содержание дощечек, язык и письмо их, а также имя Влес (Волос) позволяют предположить, что указанные дощечки являются одной из подделок А. И. Сулакадзева, возможно, именно теми буковыми дощечками, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей". В рукописи АИ. Сулакадзева "Книгорек" (т. е. каталог) имеется следующее указание на дощечки, находившиеся в его собрании: "Патриарси" на 45 буковых досках Ягипа Гана смерда в Ладоге IX в.".

То есть она процитировала каталог А.И. Сулакадзева "Книгорек", где и было дано имя "Ягилы Гана". Впрочем, она его имя прочитала искаженно, как "Ягипа". Здесь она следовала своим источникам, весьма поверхностной и тенденциозной статье одного мемуариста XIX века А.Н. Пыпина.

Но, скорее всего, это ложное чтение либо просто опечатка, ибо такого имени не существует. Потом уточнил написание известный археолог, академик, доктор исторических наук A.Л. Монгайт.

Жуковская, выдвигая свою гипотезу о родстве рукописей, приписываемых Ягиле, и дощечек Изенбека-Миролюбова, опиралась на работу академика М.Н. Сперанского, опубликованную незадолго до этого в "Проблемах источниковедения" (вып. V, 1956).

М.Н. Сперанский рассказал об удивительной коллекции древних славянских рунических книг из собрания известного в XIX веке антиквара и ученого А.И. Сулакадзева. И, кстати, если внимательно прочитать работу М.Н. Сперанского, то видно, что его отношение к собранию рунических рукописей А.И. Сулакадзева было вполне уважительным, заинтересованным, ибо он указывал и на многие подлинные документы, принадлежащие антиквару. Он только повторил нелепые слухи о А.И. Сулакадзеве, но ничего не утверждал, ибо, не проведя экспертизу пропавшего собрания, нельзя было делать и определенных выводов.

Прочтя работу М.Н. Сперанского об А.И. Сулакадзеве, Жуковская впервые сопоставила указанную в каталоге Сулакадзева рукопись "Патриарси" на 45 буковых дощечках и описанные Миролюбовым "дощьки".

Но по неизвестной причине причислила сего ученого к "обвинителям" А.И. Сулакадзева, хотя он не был в курсе проблемы, о чем и писал в своей статье.

И главное: как можно "за глаза" обвинять в подделке антиквара, не изучив его собрания? Ведь ни Л.П, Жуковская, ни М.Н. Сперанский, ни до него А.Н. Пыпин не изучали руническое собрание А.И. Сулакадзева, а только пересказывали слухи о нем. Однако с каких пор пересказ слухов заменяет научное исследование?

Такое обвинение, по сути, и является заведомой фальсификацией. По нашим сведениям, сии строки в отзыве Л.П. Жуковской принадлежат не ей, ее принудили дать такой отзыв "вышестоящие" инстанции, в том числе и редакция журнала "Вопросы языкознания". И, на мой взгляд, пора уже не считать подобный "скептицизм" признаком научной добросовестности.

Заслугой же Л.П. Жуковской можно по праву считать обнаружение имени автора "Книги Велеса".

Среди советских ученых эту идею потом подхватил и развил А. Л. Монгайт. Вначале об этом он сообщил широкой общественности в статье, вышедшей в очень популярном тогда журнале "Наука и жизнь" (1968, № 6).

А затем он эти мысли повторил и в своей книжке "Надпись на камне" (М., 1969). К тому же он опубликовал и фотографию самой "дощьки" из памятника. И потому, несмотря на "разоблачительный" тон его статей, интерес к памятнику стал с тех пор неуклонно расти.

Вот что писал А.Л. Монгайт тогда о А.И. Сулакадзеве, его собрании в связи с обнаружением "Книги Велеса":

"Вполне обеспеченный человек, он собирал старину и редкости, был начитан в области истории и археологии. Чаще всего Сулакадзев1 не фабриковал рукописи целиком, а сочинял приписки к подлинным старинным рукописям. Суть таких приписок была в том, чтобы снабдить рукописи точной датировкой и при том отнести ее как можно к более древнему периоду. Другая задача - с помощью приписок подтвердить свои псевдонаучные труды...

Деятельность Сулакадзева началась, очевидно, еще в конце XVIII века. Во всяком случае, в первом десятилетии XIX века он был уже известным коллекционером, обладателем целого ряда "редкостей" и большой библиотеки. Его музей осматривали А. Н. Оленин, Г. Р. Державин. Как собиратель он был известен Павлу I и Александру I.

В довольно большой библиотеке Сулакадзева хранилось около 290 рукописей, среди которых были и ценные и подлинные.

(...) Среди его подделок наиболее известны две: "Боянова песнь Славену" (иначе "Гимн Бояна") и "Перуна и Велеса вещания". Обе они привлекли внимание Державина, который попытался было перевести их на русский язык. Но дело это оказалось немыслимым уже хотя бы потому, что они представляли какой-то бессвязный набор слов. Один из историков писал даже, что Сулакадзев употреблял в подделках "неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий". И тем не менее это не мешало автору подделки рекомендовать свое произведение - "Боянову песнь", например, - как "предревнее сочинение от 1-го или 2-го века".

(...) Как это ни удивительно, но нити сулакадзевских подделок протянулись в наши дни, и спустя полтора века нам явилось его "изделие" или "изделие", до такой степени похожее на то, что делал Сулакадзев, что он, несомненно, является "духовным отцом" этой подделки.

В 1954 году в журнале "Жар-птица", издающемся русскими эмигрантами в Сан-Франциско, началась публикация статей о вновь найденном письменном документе, касающемся истории Руси VII - VIII веков, то есть на 200 - 300 лет старше, чем наиболее древние памятники славянской письменности.

(...) Историю этой фальсификации еще предстоит выяснить. Но при том, что известно сейчас, можно предположить следующее: вряд ли подделывателем был Изенбек. Он не был заинтересован в такой подделке и не обладал даже теми минимальными знаниями, которые нужны были фальсификатору.

Вероятнее всего, в его руках были одна или несколько дощечек "работы" Сулакадзева. Все остальное - дело рук Миролюбова, продолжившего начатую Сулакадзевым подделку. Миролюбов еще в 1925 году хотел писать эпическую поэму о "Святославе Хоробре", но не мог найти нужных материалов, а по его словам, ему нужен был "язык эпохи". Вот он и нашел. Миролюбов пишет: "У меня рукопись не вызывает сомнений в ее подлинности. Другое дело - отношение к тексту "авторитетов". Эти люди всегда подозревают все".

Может быть, мои подозрения в отношении Миролюбова и несправедливы. Возможно, что к нему попали подделанные Сулакадзевым буковые дощечки, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей.

В рукописи А.И. Сулакадзева "Книгорек" (то есть каталог) имеется указание на дощечки, находившиеся в его собрании. "Патриарси. Вся вырезана на буковых досках числом 45 и довольно мелко: Ягила Гана смерда в Ладоге IX века, о переселенцах варяжских и жрецах и письменах, в Моравию увезено".

Предположение А.Л. Монгайта, о том, что его подозрения в отношении Ю.П. Миролюбова "несправедливы", полностью оправдалось хотя бы потому, что за пять лет до того, как Миролюбов встретился с Изенбеком и увидел "дощечки", они, по-видимому, уже были известны в Белграде и изучались потом в Брюсселе.

Да и дело даже не в этом: если бы Ю.П. Миролюбов или кто иной из наших современников заявил, что именно он "автор", то ему не следовало бы верить, ибо невозможно "из головы" воссоздать великую культуру, религию, тысячелетнюю историю, наконец, язык целого народа, ушедшей цивилизации. Для этого должны трудиться поколения величайших мыслителей. И невозможно дважды войти в одну и ту же реку жизни, воскресить ушедшее, даже гению.

Разумеется, и подозрения в отношении А.И. Сулакадзева также несостоятельны. Это впоследствии признали даже такие "антивлесоведы", как Л.П. Жуковская и О.В. Творогов. К тому же здесь А.Л. Монгайт повторяет слова академика М.Н. Сперанского о том, что в собрании А.И. Сулакадзева были рукописи "подлинные и ценные" (иных и не известно). Другие же замечания мало что стоят, они только вредят имени самого ученого. Но среди "антивлесоведов" особняком стоит А.Л. Монгайт, его безусловная эрудиция, а также то, что он широко обнародовал имя автора "Книги Велеса" Ягилы Гана (и даже уточнил его написание).

Первые публикации А.Л. Монгайта и Л. П. Жуковской о "Книге Велеса" в Советском Союзе

Поразительно, но, найдя даже имя древнего автора "Книги Велеса" и не имея под рукой никакого иного материала для изучения, кроме 10 строк из самого памятника и каталога XIX века, эти ученые пускались в туманные рассуждения о происхождении книги, а также безосновательно утверждали, что сама рукопись поддельна "из общих соображений" (мол, о чем тут рассуждать, и так все знают, что славяне были неграмотны до Кирилла и Мефодия и пр.). Какой известный прием! "Не видел", "не читал", но... "знаю".

Поражает и то, насколько безответственно и поверхностно подошли к сей проблеме первые советские исследователи. Ведь недостаточно ссылаться на работы предшественников, которые мало кому известны, на письма, которые никто не читал. Цепочка ссылок на предшественников создает видимость "научности".

Но на самом деле именно так и создаются псевдонаучные фальсификации и ложные мнения.

И тем не менее им, и прежде всего Л.П. Жуковской, принадлежит честь находки имени автора "Книги Велеса". Так что и "отрицательное источниковедение" приносит свои плоды.

Помянем же волхва Ягайло Гана, трудами коего был сохранен величественный мир славяноведической веры, сама древнейшая история славян. И пусть его имя стоит рядом с именами великих древних песнопевцев Бояна Вещего, творца "Боянова гимна", также волхва Златогора, творца "Белой книги тризн Буса Белояра".

Он продолжил традицию, идущую от тех первых хранителей веры. А затем традицию Ягайло Гана продолжил и сам творец "Слова о полку Игореве".

Первым понял, что имя древнего автора "Книги Белеса" найдено, живший в Балтиморе, затем в Вальрико (США) протоиерей о. Стефан (Ляшевский).

О. Стефан - эмигрант первой волны, православный публицист, известный богослов и историк церкви. Его богословские и агиологические труды, написанные и изданные в США в 60-е и 70-е годы, были частично переизданы в 90-е в России в конфессиональных издательствах Русской Православной Церкви.

И он же был в числе первых исследователей и публикаторов дощечек. Благословил их издание и исследование и в этом отношении снял имевшиеся у ряда историков, православных верующих, сомнения в их подлинности. Защищал их подлинность от нападок, использовал содержащиеся там сведения в своих научных трудах о первоначальной истории славян и раннем христианстве.

Этому посвящены его книги "История христианства в земле русской с I по IX век" и "Очерки по преистории России" (Балтимор, 1968), "Доисторическая Русь" (Балтимор, 1977).

И именно он остался последним хранителем архивов Ю.П. Миролюбива 20 - 30-х годов, касающихся "Книги Велеса", в том числе ряда не изданных доселе документов и фотокопий дощечек. Эти копии и его неизданные работы по изучению текстов "Книги Велеса", возможно, до последнего времени хранились у издателя журнала "Нива" в Нью-Йорке.

Однако следы издателя сего журнала ныне уже утеряны, как утрачены и следы последней неизданной книги о. Стефана, посвященной переводу и толкованию текстов "Книги Велеса".

Мы имеем только редчайшие издания его книг, посвященных истории раннего христианства и "Книге Велеса", которые у нас не были переизданы и потому совершенно неизвестны.

Чтобы хоть как-то восполнить имеющийся пробел, приведу здесь обширную цитату из его исследования, касающегося открытия имени автора "Книги Велеса", честь которого принадлежит именно о. Стефану.

"В брошюре А.Л. Монгайта "Надпись на камне" (М., 1969) сообщается, что в частном музее А.И. Сулакадзева в Санкт-Петербурге в первом десятилетии XIX века была составлена им опись всяких древностей под таким длинным названием: "Книгорек, т. е. каталог древним книгам как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие были прокляты на Собоpax, а иные в копиях сожжены, хотя бы оные одной истории касались, большая часть их на пергаменте, иные на кожах, на буковых досках, берестяных листах, на холсте толстом, напитанном составом, и других".

В этом каталоге есть отдел: "Книги непризнаваемые, коих ни читать, ни держать в домах не дозволено". В этом отделе помещена рукопись "Патриарси", вырезанная на буковых досках числом 45 и довольно мелко, Ягила Гана смерда в Ладоге IX века, о переселенцах варяжских и жрецах и письменах, в Моравию увезено".

Монгайт добавляет от себя, что "к Изенбеку попали буковые дощечки, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей".

Это очень ценное свидетельство, доказывающее, что дощечки эти 160 лет тому назад были. Затем А.Л. Монгайт делает совершенно безосновательное предположение, что после того, как дощечки попали к Ю.П. Миролюбову, он подделал все остальные. Зачем же Миролюбову было подделывать, если они уже существовали в конце XVIII и начале XIX столетия в количестве 45 штук?

В то время наука языкознания была еще "в пеленках" и не нашлось в России ни одного человека, который мог бы составить тексты этих дощечек.

Чтобы спасти дощечки от сожжения, полагаю, Сулакадзев и отправил их в имение, видимо, своего близкого друга, помещика Задонского, который, конечно, должен был быть вне всяких подозрений, как иначе он мог бы доверить ему эту тайну, и, чтобы скрыть следы дощечек, написал в своем Каталоге, что они отправлены были в Моравию.

В этом и есть вся разгадка такой таинственности: правительственная цензура не разрешала опубликовывать эту не только дохристианскую, языческую летопись, но прямо враждебную христианству, антихристианскую, полемическую, осужденную на древних Соборах, возможно, не только на Московских XVII века, но и более древних - Киевских.

Но необходимо отметить, что задолго до этих Соборов св. Иоаким Новгородский взял из этой летописи некоторые данные для своей первой русской летописи 1030 года.

Не нужно забывать, что весь XIX век, даже начало XX были эпохой, когда в исторической науке господствовала т. н. "норманнская" теория происхождения Руси, а наличие этой летописи начисто ее опровергает. Даже по одному этому летопись Ягилы Гана не могла быть опубликована, пусть кто-либо из Задонских и попытался бы это сделать, - тогда пришлось бы открыть обман, что летопись не была увезена в Моравию, а скрыта в имении Задонских, несмотря на правительственное запрещение иметь ее в доме, в их Орловском имении, где дощечки и были найдены.

Не следует забывать также и того, что в те времена, когда впервые стали собирать древние рукописи, цензура была очень строгой и действовали законы, основанные на постановлениях Соборов о недозволенности публиковать всякую "языческую нечисть". Если бы эту летопись писал не языческий жрец, полный ненависти к христианству и династии Рюрика, а простой грамотный рус, то возможно, что она не подверглась бы такому запрещению и попала бы в списки древних летописей. Нельзя об этом судить с современной точки зрения, а следует принимать во внимание осуществление суровой цензуры в то время.

Может, конечно, возникнуть вопрос - а почему при министре внутренних дел кн. Голицыне могли сжечь дощечки? Только лишь потому, что это была "языческая нечисть"? Нет. Была еще одна причина - в то время среди власть имущих господствовала "норманнская" теория. И аристократы гордились своим происхождением, как Рюриковичи. Какой вельможа, стоявший во главе министерства просвещения или внутренних дел, мог допустить такую пропаганду против династии Рюрика и вообще против княжеских родов Рюриковичей? При тогдашних цензурных условиях это было не только опасно, но просто невозможно.

По счастливой случайности Сулакадзев указал и содержание дощечек. Следовательно, он кое-что все-таки разобрал в текстах. Его данные полностью совпадают с тем, что мы теперь знаем о содержании дощечек Изенбека.

Невозможно допустить, чтобы все это было случайными совпадениями. Нет ни одного факта, противоречащего идентичности, а доказательств - сотни. К ним мы еще вернемся.

(...) Можно ли определить время написания последней записи на дощечках и место написания волхвом Ягилой Ганом сей летописи? (...) Хронологически повествование в дощечках обрывается на 878 г., т. е. за год до смерти Рюрика, о чем летопись обязательно с торжеством бы отметила, как и о воцарении Олега.

(...) Относительно места написания есть два свидетельства: первое - это самого летописца, когда он пишет: "Пошли до озера Ильменя и утворихом Новград..." Получается, что летописец причисляет себя к тому племени, которое некогда основало Новгород.

Нет упоминания о ранних кочевниках - скифах, сколотах-иранцах - или потому, что о них уже память исчезла, или потому, что дощечки утеряны, они ведь далеко не все сохранились, часть была уничтожена еще в древности, как "языческая нечисть", так пишет в своем каталоге Сулакадзев.

Место написания летописи, разумеется, тесно связано с самим летописцем. По нашему мнению, летопись крупными буквами (еще по неопытности) начала создаваться еще в Сурожской Руси, откуда Ягила Ган и привез несколько дощечек. Вероятно, по переезде в Киев он продолжал ее, но последние записи сделал уже в Ладоге, как об этом сохранилась запись самого Сулакадзева в его Каталоге. Он, вероятно, оставил себе только одну дощечку, когда передавал книгу князю Куракину и именно ту дощечку, где было имя летописца Ягилы Гана, - иначе откуда бы он знал его имя?

Был ли Ягила Ган новгородцем? Безусловно, нет, там он пришелец, совершенно не знающий прошлого Новгородского княжества. О чем бы он ни начал говорить или писать, он всегда съезжает на варягов - это его "конек", с которого он не слазит на протяжении всей его летописи.

Киевлянин ли он? Нет, он только жил какое- то время в Киеве, но и там у него была все время вражда к власти варягов. Он даже употребляет в одном месте летописи имена Аскольда и Рюрика в презрительно-исковерканном виде: "Всякие Аски и Ерки пришли и владеют нами". Кроме того, он пишет уже в Ладоге о киевлянах: "У них в Киеве". Так коренной киевлянин не сказал бы.

Там же, в Сурожской Руси, научился он и "роуськой" грамоте и, пылая ненавистью к христианству, видоизменил, чисто внешне, манеру писать не на строчке, а по санскритской традиции - под строчкой. У кого он перенял эту манеру писать под строчкой? Остается только предполагать, что научился этому у пакистанских купцов (пакистанцы до сих пор пишут под строчкой), приезжавших в бывшее Боспорское царство, которое в его время было уже не самостоятельным, но было лишь византийской провинцией, так же как и Херсонес был византийским округом, управлявшимся Ко-митом, т. е. правителем в княжеском достоинстве.

Византия постаралась вытравить все остатки былой Сурожской Руси, что сказывалось и в договорах с Игорем и Святославом, чтобы русы не имели никаких притязаний на земли бывшей Сурожской Руси, и особенно остро это чувствовалось тогда, когда в Тавриде появилось Удельное Русское Тмутараканское княжество и когда даже столица - Боспор - именовалась в императорских указах как Россия, через два "с".

Если бы Ягила Ган был не среди язычников-русов в Тавриде, а вместе с русами-христианами и свой незаурядный талант обратил бы на проповедь христианства, то свою летопись он написал бы совершенно в ином духе. Его ослепили язычество и филоэтизм, т. е. принесение духовных ценностей в жертву политике и национализму, ложно понимаемому.

Между тем он, безусловно, проявляет интерес к христианству, шедшему на смену язычеств, тем, что посещал, и, видимо, не раз, аскольдовскую церковь Пророка Илии на Подоле, и прислушивался к возгласам священника, и даже вставил в свою летопись: "Благословен /Бог/ всегда ныне и присно и от века и до века". Слово "Бог"он пропустил и несколько изменил вторую часть этого возгласа следующим образом: «блвен вождој нојне а прсне о векој а до векој».

Необходимы некоторые пояснения этой фразы: она начертана "сплошняком" без разделения на слова. В этой азбуке только одна буква "I", т. е. десятеричная, а буква "ы" писалась в комбинации букв "OI". Союз "и" всегда писался как "А". Слово "ВОЖДОI" означало - "всегда", сохранившееся в мазурском наречии и до сего времени, наряду с "однажды", "многажды" и др. Последние слова - "от веки и до веки" - сохранились в Болгарии до сего времени, это древняя форма "во веки веков".

Я остановился на этой фразе, потому что она ввела в заблуждение анонимного эксперта из Академии наук. (...) Экспертиза признала, что текст дощечки написан неизвестным докирилловским алфавитом не может быть признан по той причине, что в нем старые формы имеются наряду с поздними. Еще профессор С.Я. Парамонов (С. Лесной) писал, что такое сочетание могло получиться в результате замены очень ветхой дощечки новой, в которой какие-то малопонятные слова были заменены более новыми. И что нужно искать объяснения этого, а не огульно отрицать все.

А объяснение есть, и очень простое. Фраза более поздняя была написана так: «блвенвождојнојнеапрснеовекојадовекој». Ассиролог А. А. Кур и проф. С.Я. Парамонов перевели неверно: "Благословен вождь ныне и присно и от веки и до веки". Вот это и смутило эксперта.

Эта фраза взята с некоторой переделкой из церковного богослужения: "Благословен Бог наш всегда ныне и присно и во веки веков". Мог ли языческий жрец, писавший это, слышать когда-либо этот священнический возглас? А почему же нет? Ягила Ган считал себя в какой-то мере киевлянином, по прежнему месту жительства, потому что он писал: "Аскольд злый потолче князя нашего и был непрошен князь". Вот там, в Киеве, он не мог не поинтересоваться тем, что представляла собой новая религия, на которую Аскольд променял язычество. Бывал, наверно, и не раз, в церкви Пророка Илии на Подоле, и это выражение ему понравилось и запомнилось.

И вот он и вставил это выражение в свою запись. Но как вставил? Написать "Благословен Бог наш" противоречило его многобожию, и он решил просто опустить это слово и написать окончание этого возгласа, не "во веки веков", а "от векы и до векы". Интересно отметить, что в Болгарии до сих пор говорят: "от века и до века", т. е. так, как на дощечке. Только теперь, когда выяснилось, когда написана эта дощечка и кто ее писал, стало понятно, почему так получилось. Академик Виноградов этого, конечно, не знал, но чутье истинного ученого подсказало ему воздержаться от категорического отрицания подлинности дощечки.

Исследователь текстов дощечек В.И. Лазаревич дал полное обоснование, почему слово «вождој» означает "всегда". Значительно легче принять это объяснение, нежели признать десяток совершенно невозможных абсурдов, вытекающих из утверждения, что "Влесова летопись" поддельна.

Что же все-таки представляли собой эти тексты: исторический труд, запись предания отцов, как позже былины, или что другое?

Я высказываю только т. н. "рабочую гипотезу", что это или записи по памяти выступлений верховного жреца (Ягилы) на собраниях, вечах, о которых они часто упоминают, или же подготовительный материал к выступлению, так как почти все тексты содержат восхваления богов или призывы к их почитанию и почти всегда призывы к сопротивлению варягам, захватившим власть над русами. Очень часто они приводят исторические примеры прошлого, передававшиеся из поколения в поколение в языческом жреческом сословии кудесников.

(...) Не знать нашей истории в наше время просто недопустимо. Это ведь не какой-то малый, не известный доселе отрезок времени, а почти целое тысячелетие, которое "выдумать" никто, конечно, не мог.

Как писал профессор С.Я. Парамонов, "это не просто интерес к тому, что когда-то что-то было, а это основа нашего сегодняшнего восприятия нашего места в мировой культуре, откуда все это родилось, и это есть основа суждения о будущем нашего великого народа".

Так, о. Стефан первым открыл имя волхва, создавшего "Книгу Велеса". Мною только отыскано возможное упоминание его имени и в дощечках.

К сожалению, это открытие до сего времени было мало кому известно. Даже среди первых исследователей "Книги Велеса", русских эмигрантов, оно не получило поддержки. Критиковали его и Ю.П. Миролюбов, и переводчик "Книги Велеса" из Австралии П.Е. Соколов-Панин. Они считали это исследование безосновательной фантазией.

А между тем, на мой взгляд, о. Стефан подошел к сему вопросу с максимально возможной добросовестностью. А что же касается "полета фантазии", то не следует забывать, что о. Стефан был священником, который, кроме всего прочего, опирался и на свой духовный опыт. А при исследовании религиозных текстов подобный подход может дать неожиданные и крайне важные результаты.

Труды о. Стефана о раннем христианстве на Руси и "Книге Велеса" не устарели и в наше время. Он в своих работах поднимает огромнейший, тысячелетний пласт собственно христианской русской истории со времен апостола Андрея и до эпохи Владимира Крестителя.

И этот исторический пласт доселе считается запретным, малоизвестным, а он богат событиями, в том числе и внутрицерковной жизни. Известны мученики, просветители, святые и т. д. Славянские епископы, оказывается, участвовали во всех церковных Соборах с IV века. Даже и ныне в Керчи стоит церковь Предтечи, в коей службы идут начиная с V века.

Целая тысяча лет истории! И все это было принесено в жертву династическим притязаниям варяжской династии, а также греческим ортодоксам.

О. Стефан утверждает, что была предана забвению не только "языческая", но и ранняя христианская история Руси. Повторяю: тысячелетняя история!

И, разумеется, труды о. Стефана, разрушающие заговор молчания вокруг этой темы, достойны переиздания и внимательного изучения. Тем более что в них дается точка зрения священнослужителя, признанного богослова.

Будет ли так? Найдется ли такое издательство в наше время? Конечно, это труды малодоступны. Не все они есть даже в спецхранах России. Однако копии материалов о. Стефана имеются у автора настоящей книги.

!!! Если вы не видите строки МЕНЮ, перейдите
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ